Искусство и истина (об эстетической теории Т. Адорно)

Сидоров Алексей Михайлович / Sidorov Aleksej Mihajlovich – кандидат философских наук,

кафедра онтологии и теории познания, Институт философии СПбГУ

Аннотация: статья посвящена анализу эстетической теории Т. Адорно, в которой тесно переплетаются проблемы познания и философии искусства. Особое внимание уделяется роли современного искусства в социальной критике и созданию образов возможной лучшей жизни.

Abstract: this article analyzes the aesthetic theory of Adorno, which are closely intertwined problems of knowledge and the philosophy of art. Particular attention is paid to the role of contemporary art in the creation of social criticism and it is possible a better life.

Ключевые слова: эстетика, искусство, истина, философия, общество, форма, критик.

Keywords: aesthetics, art, truth, philosophy, society, shape, critic.

Немецкий философ Т. Адорно был одним из крупнейших теоретиков искусства в ХХ веке и в то же время непримиримым социальным критиком общества и культуры позднего капитализма. Адорно полагал, что западное общество не выполнило обещаний эпохи Просвещения из-за неразрешенности своих внутренних противоречий, которые были лишь сглажены. Адорно «как редко кто из философов пристальнейшим образом изучал судьбоносное переплетение искусства и истины» [2, 140]. Только в искусстве сегодня сохранились возможности, прежде приписывавшиеся философии – раскрывать истину реальности и напоминать о возможности лучшей жизни. Но не все произведения, относящиеся к сфере искусства, выполняют эту двойную функцию. Современное тотальное общество инструментальной рациональности также пытается приручить искусство и лишить его оппозиционной силы по отношению к существующему положению вещей. Для этой цели возникло то, что Адорно и Хоркхаймер называли «культурной индустрией». Эта индустрия создает псевдохудожественную продукцию, удовлетворяющую общественную потребность в развлечении без всякой опасности возникновения желаний и идей, бросающих вызов конформизму. Искусство, в противоположность коммерческим продуктам культурной индустрии, имеет, согласно Адорно, двойственный характер. Оно одновременно и автономно, и является социальным фактом [1, 11]. Это противоречивое взаимодействие свободы и зависимости от общества производит постоянный конфликт двух сфер, конфликт в рамках самого произведения искусства, создающий парадоксальный статус произведения как покоящегося движения. Назвать произведение искусства социальным фактом не означает обратиться к простой марксистской идее о том, что культурная надстройка детерминирована экономическим базисом. Скорее, Адорно обращается к метафизике Лейбница. Произведение искусства «является монадой… - одновременно и силовым центром, и вещью. По отношению друг к другу произведения искусства являются закрытыми, слепыми, однако при всей своей закрытости они представляют себе, что происходит вне их» [1, 262]. Художественная монада способна быть зеркалом социальной реальности потому, что одни и те же правила лежат в основе и того, и другого. «Конфигурация элементов произведения искусства в отношении к его целому повинуется имманентно установленному, которые является родственно обществу, находящемуся за пределами произведения» [1, 341]. Но искусство, тем не менее, не только неизбежно связано с социальными силами; оно в то же время свободно от всех существующих законов и сил. Истина искусства заключается, главным образом, в этом втором моменте, а не в правдивом отображении существующего. «Ведь истинно только то, что не подходит этому миру» [1, 89]. Искусство сопротивляется всем попыткам его присвоения обществом, оно отрицает существующее положение вещей и сохраняет надежду на лучший мир. Это не значит, что оно изображает утопические картины возможного. Скорее, утопия искусства заключается в его «Нет», сказанном настоящему. Вслед за Стендалем, Адорно называет эту способность искусства обещанием счастья.

Адорно утверждает, что в тотальном обществе антагонизмы не разрешаются, но только сглаживаются. В произведении искусства, однако, эти антагонизмы проявляются открыто в форме произведения. Форма, следовательно, является и основой связности произведения, и одновременно проявлением противоборствующих сил в нем. Но в отличие от синтеза идеалистической диалектики, форма произведения искусства – это синтез, не являющийся тотальностью. Адорно, перефразируя известное изречение Гегеля, повторял – целое ложно. Искусство достигает – хотя и не вполне освобождаясь от следов господства – синтеза, который позволяет нетождественным моментам быть. Связность произведения не является единством; произведение всегда остается открытым. Согласно Адорно, искусство следует оценивать в соответствии с его усилием избежать тотальности формы. Чем меньше произведение стремится к единству, чем больше оно позволяет разнородным элементам сохранять свою непримиримость, тем более оно значительно. Подлинно великое искусство всегда подрывает свое единство. «Искусство высочайшего ранга прорывается в виде тотальности сквозь форму в сферу фрагментарного» [1, 215]. В то время как систематическая мысль подавляет частное, фрагмент, указывая на тотальность, но никогда не стремясь достичь ее, рассматривается как единственная альтернатива рационалистической системе. Уникальность фрагмента заключается в том, что он совмещает в себе завершенность и незавершенность, целое и часть, включает в себя собственную неудачу. Другими словами, форма – это хрупкий баланс индивидуальных моментов, ни один из которых не утрачивает своей независимости в пользу целого. Или, как повторяет Адорно слова Гегеля, искусство ищет тождества тождественного и нетождественного. Поскольку это стремление никогда не реализуется, форма должна рассматриваться не как готовый продукт, но как процесс. Концепция формы как взаимодействия конструктивного синтеза и фрагментации построена Адорно на основе анализа модернистского искусства. Если философия стремится подвести все под систематическое единство, форма произведения искусства может обеспечить независимость моментов содержания. В тотальном обществе нетождественное находит прибежище в искусстве. Но искусство не обеспечивает реального примирения нетождественного с тотальностью. Это было бы возможно лишь в обществе, победившем несправедливость. Примирение, даваемое искусством – всего лишь видимость. То, что со смыслом, когда бы он ни проявлялся в произведении искусства, соединяется видимость, составляет предмет озабоченности и печали для всего искусства; это приносит ему тем более мучительную боль, чем удачнее созданная художественная структура внушает мысль о наличии в ней смысла. Адорно использует теологический термин «откровение» для того, чтобы подчеркнуть вторжение чего-то трансцендентного, разоблачающего реальность и указывающего на возможность иного существования.