Образы цветов в «Записках охотника» И.С.Тургенева

Цветок василёк приобретает амбивалентную символику. Ассоциация его с любовным кодом связана со славянским преданием: в этот цветок, часто растущий на лужайке у воды, был превращён некий сельский юноша, к которому русалка воспылала любовью и решила придать ему такой вид, чтобы никогда не расставаться с возлюбленным [10, c. 22-23]. В славянском фольклоре василёк рассматривают как символ чистоты и приветливости, принимают за знак счастья. «В песнях свадебных говорится о молодом, что его нельзя было не полюбить, «коли» он «в світличку василечком підіходить»» [6, с.67-68].

«Использовали василёк и в любовной магии, о чём свидетельствуют его народные названия приворот, приворотник» [11, c.22]. В научном названии растения отмечено его лекарственное свойство и цвета: «Centaureacyanus< лат. centaureus– относящийся к кентаврам (так как считают, что именно соком василька кентавр Хирон исцелился от занесённого стрелой Геркулеса яда); + лат. cyanus– синий» [5, с.269]. Тёмно-синяя, небесная окраска василька символизирует душевную простоту, верность и постоянство. Героиня подарила избраннику пучок голубеньких васильков, а также синюю незабудку, метафорически выражая мысль, что она его любит крепко и готова следовать за ним всю жизнь.

Но, с другой стороны, из-за того, что окраска василька изменяется (приобретает иногда красноватый или беловатый оттенок), этот цветок наделяется и символикой непостоянства. Для высокомерного Виктора тщательно приготовленные героиней цветы – это просто минутная игрушка: он «лениво протянул руку, взял, небрежно понюхал цветы и начал вертеть их в пальцах, с задумчивой важностью посматривая вверх», и через некоторое время уронил васильки на траву (там же). Брошенные Виктором васильки становятся олицетворением героини, к которой он вспыхнул минутной страстью и так же быстро остыл к ней.

Авторская ирония проявляется в том, что, в отличие от Акулины, которая принесла любимому полевые цветы, в том числе незабудки, герой носит «серебряные и золотые кольца с незабудками из бирюзы» (С.315).

Чёрствость героя особенно очевидна, когда он уходит, не попрощавшись, не считаясь с горько заплакавшей Акулиной. Став невольным свидетелем сцены жестокого расставания, рассказчик, восхищённый душевной красотой героини, бросился к ней. Но его внезапное появление спугнуло Акулину. «Она с слабым криком поднялась и исчезла за деревьями, оставив разбросанные цветы на земле» (С.321). Разрушился и потерялся букет, разбилось и сердце героини.

Образ василька появляется также в сновидении Лукерьи, героини рассказа «Живые мощи» (1874). Видится ей ржаное поле, кругом растут крупные васильки, которые побуждают её отложить свои дела и начать рвать эти цветы: «Думаю я: нарву я этих васильков; Вася прийти обещался – так вот я себе венок сперва совью» (С.426). Героиня была помолвлена с Васей, но ей не суждено было стать его женой. Василёк в сновидении говорит о её потерянной свободе и погубленной жизни.

«Они (нарванные васильки) у меня промеж пальцев тают да тают, хоть ты что! И не могу я себе венок свить» (Там же), – добавляет героиня. Исчезание васильков у неё в руках говорит о невозвратности прошлого счастья. И действительно, по рассказу Лукерьи, пришёл к ней не земной жених, а сам Христос, так что в спешке надела себе она на голову заместо васильков, воплощающих в себе жизненность, серп, самый как есть месяц (луна). Метафорическое значение этой замены явно, ведь небесное светило луна, вопреки символу василька, «устойчиво ассоциируется в народных представлениях с загробным миром, с областью смерти» [2, с.425].

В ярком контрасте с запахами, принадлежащими к пространству внешнего мира, находятся царящие в «сарайчике» героини запахи засохших цветов, составляющие «запахи болезни», «запахи смерти»: «Я (рассказчик) заглянул в полуоткрытую дверь: темно, тихо, сухо; пахнет мятой, мелиссой. В углу приспособлены подмостки, и на них, прикрытая одеялом, какая-то маленькая фигура... Я пошел было прочь...» (С.416).

Внутренний мир героев помогают раскрыть характерные для их жизни запахи. Тургенев отмечает влечение Лукерьи к ландышам, ко всем полевым цветам. Полумёртвая, она чутка к запахам полевых и садовых цветов – «запахам счастья», «запахам жизни»: «Запах я всякий чувствовать могу, самый какой ни на есть слабый! Гречиха в поле зацветет или липа в саду – мне и сказывать не надо: я первая сейчас слышу. Лишь бы ветерком оттуда потянуло» (С.420).

Добрые люди присматривают за ней. Лукерье и нужно-то всего – чистая, ключевая вода и цветы. «Ну, девочка тут есть, сиротка; нет, нет – да и наведается, спасибо ей. Сейчас тут была... Вы ее не встретили? Хорошенькая такая, беленькая. Она цветы мне носит; большая я до них охотница, до цветов-то. Садовых у нас нет, – были, да перевелись. Но ведь и полевые цветы хороши, пахнут еще лучше садовых. Вот хоть бы ландыш... на что приятнее! (С.420)

Выражение дворянское гнездо, использованное как заглавие романа И.С. Тургенева (1859), стало синонимом дворянской усадьбы. Но впервые оно было употреблено писателем раньше, в рассказе «Мой сосед Радилов» (1847).

Описание осеннего дня, когда произошло знакомство автора с Радиловым, дышит настроением увядания. Запустение царит в его усадьбе. Даже капуста зацвела, потому что её никто не убирает. «Недавно расчищенная дорожка скоро вывела нас из липовой рощи; мы вошли в огород. Между старыми яблонями и разросшимися кустами крыжовника пестрели круглые бледно-зеленые кочаны капусты; хмель винтами обвивал высокие тычинки; тесно торчали на грядах бурые прутья, перепутанные засохшим горохом; большие плоские тыквы словно валялись на земле; огурцы желтели из-под запыленных угловатых листьев; вдоль плетня качалась высокая крапива; в двух или трех местах кучами росли: татарская жимолость, бузина, шиповник – остатки прежних “клумб”. <…>. Дорожка повернула в сторону; из-за толстых ракит и берез глянул на нас старенький, серый домик с тесовой крышей и кривым крылечком» (C.79-80). Сам хозяин производит впечатление человека. который никогда не был счастлив.

В рассказе «Касьян с Красивой Мечи» (1851) ведущими являются фольклорно-мифологические мотивы, как и в «Бежином луге». «Во-первых, эти два рассказа соотносятся прежде всего тематически. В монологе Касьяна вновь возникает образ счастливой страны. Во-вторых, в образе главного героя И.С.Тургенев воплотил один из народных типов, тип крестьянина-мечтателя с поэтическим складом ума» [8].