Три метода распознавания лжи

Во всем мире широко используется три процедуры тестирования на полиграфе. Первая процедура – это техника «важно/неважно» (RIT), созданная Ларсоном в 1932 году. Она состоит из двух типов вопросов – «имеющих отношение к преступлению» и «не имеющих отношения к преступлению», из которых последние используются для выделения сигналов о лжи среди ответов на первые вопросы. Вторая процедура – это тест под названием «Контрольный вопрос» (CQT), созданный Рейдом в 1947 году и состоящий из только из «да\нет» вопросов, сформулированных экзаменатором. Третья процедура – это «Осознание вины» (GKT), созданная американским генетиком Дэвидом Ликкеном в 1959-1960 годах на основе условного рефлекса Павлова. Она состоит из «серии вопросов с множеством вариантов ответов, каждый из которых имеет один важный правильный ответ и несколько нейтральных правильных ответов, подобранных так, чтобы невиновный подозреваемый не был способен отличить их друг от друга» [1, стр. 87].

В основном, стереотипно считается, что полиграф практически не допускает ошибок, но, в реальности, все вышеперечисленные тесты спорны и имеют свои ограничения. Например, главная проблема RIT – это то, что «имеющие отношение к преступлению вопросы не дают адекватного контроля над тем эмоциональным влиянием этих вопросов, которые они могут иметь на испытуемых» [10, стр. 777]. Даже невиновный подозреваемый может представить себе последствия того, если он будет признан виновным в совершении преступления, когда его допрашивают, и это может повлиять на его эмоции. Не существует хорошего научного способа справиться с этим, так что многие полученные ответы, или скорее физиологические отклики, зарегистрированные машиной, не могут быть использованы как индикаторы лжи или правды в сравнении друг с другом. Таким образом, данный тест просто не подходит для распознавания лжи.

Второй тест, CQT, в свою очередь, имеет свои собственные проблемы. «Логическое обоснование CQT – это то, что лжецы будут больше беспокоиться о вопросах, имеющих отношение к преступлению, и будут демонстрировать более сильные физиологические отклики на них» [20, стр. 340] по сравнению с теми, кто говорит правду, которые будут реагировать таким же образом на возможные ложные вопросы. К сожалению, реальная точность данного теста неизвестна из-за слабой теоретической базы в полевых испытаниях, которые были опубликованы к настоящему времени. Более того, имеется также очевидный «недостаток стандартизации в проведении текста и оценке графиков» [20, стр. 340]. Следовательно, результат теста во многом зависит от мастерства испытующего. В конце концов, формулировать адекватные вопросы для испытуемого на основании имеющихся улик, собранных полицией и судебными экспертами, - одна из официальных обязанностей испытующего. Также, испытующий решает, как интерпретировать ответы и что есть признак лжи в результатах теста. Следовательно «результаты могут быть расценены как ничто иное как субъективное предположение, построенное на впечатлениях» [1, стр. 118], потому что они предоставляют широкий простор для выводов и могут быть подвержены влиянию «веры испытующего в то, что испытуемый виновен, которая сформировалась до проведения теста» [20, стр. 341].

Третий тест, GKT, один из наиболее используемых тестов в настоящее время, имеет проблемы с формулированием точных вопросов. «Точный вопрос касается специфической черты события, которую очень вероятно заметил бы виновный», кроме того, чрезвычайно важно, чтобы «виновные не только заметили данную черту, но также вспомнили это во время тестирования на полиграфе, которое может иметь место быть по прошествии значительного времени после того события» [1, стр. 19]. Это не всегда возможно из-за особенностей человеческой памяти. Вдобавок, очень сложно сделать так, чтобы значимая информация не была подсказана невиновным испытуемым, что определенно может «подвергнуть их опасности, потому что знание о критических вещах может быть важным для реагирования на них иначе» [1, стр. 93]. Все это делает данный тест, равно как и предыдущий, чрезвычайно уязвимым и чувствительным к любым возможным помехам.

Более того, это, вероятно, не секрет, что «инструмент сам по себе может создавать более интенсивное эмоциональное состояние, которое может объяснить большее количество «фальшивых позитивных ответов», чем «фальшивых негативных» [1, стр. 9]. Хорошо зная, как сложно на самом деле обмануть полиграф, люди могут страшно нервничать и это может быть расценено как доказательство вины в некотором смысле. Хотя все слабые стороны тестов, упомянутые выше, не превращают полиграф в абсолютно бесполезную вещь. Например, «существует всеобщая уверенность, что плохо социализированные личности и психопаты могут обмануть полиграф, потому что они – мастера лжи и ущербны в плане морали и социальной совести» [15, стр. 34], но это не так. Даже если психопаты «менее озабочены, чем нормальные люди, опасностью в целом и наказанием в частности, исследования показывают, что психопаты и непсихопаты одинаково легко уличаются полиграфом» [20, стр. 329]. Пол подозреваемого, раса и темперамент также не имеют значения, а, следовательно, полиграф может быть использован во всех подходящих случаях с учетом существующих ограничений.

Другой, не настолько широко известный как полиграф, метод распознавания лжи – это оценка невербального поведения, основанная на том, что «существует огромное количество физических реакций, которые инстинктивны или глубоко внедрены культурой и не поддаются сознательному контролю» [8, стр. 61]. Обычно «невербальное поведение попадает в одну из трех категорий – эмблемы, выражающие коммуникацию; иллюстраторы, помогающие слушающему лучше понимать вербальную коммуникацию, и адаптеры, которые никак не помогают понять вербальную коммуникацию и зачастую отвлекают от нее внимание» [8, стр. 61-62]. Также, выяснилось, что «три эмоции связаны с ложью – вина, страх и волнение» [18, стр. 34]. Они не могут быть скрыты, когда подозреваемый лжет, и могут быть чрезвычайно полезными в распознавании лжи интервьюером.

Частично это работает. При условии, например, что у интервьюера будет достаточно времени для того, чтобы установить так называемую «поведенческую норму подозреваемого», потому что было доказано множеством полевых и лабораторных исследований, что «типичное поведение лжеца не существует» [18, стр. 24], так что жизненно необходимо иметь что-то в качестве точки отсчета для успешного распознавания лжи. Кроме того, есть большая разница между реальной ложью и демонстрацией поведенческих признаков лжи, спровоцированных иными факторами нежели чем обман. Одно из самых устойчивых человеческих убеждений таково, что, если человек нервничает во время разговора, прерывает зрительный контакт и делает паузы в речи, это доказывает, что данный индивидуум лжет, хотя, если чье-то поведение выглядит подозрительно, это вовсе не означает, что человек лжет. Для подобного поведения может быть много других причин. Вроде культурных различий или того факта, что «вера человека в то, что он лжет, а в реальности непредумышленно говорит правду, или переживание негативных эмоций также может проявляться в избегании – таком как меньший зрительный контакт или изменение положения тела» [20, стр. 39].