Драматургия И.А. Всеволожского

«Сестры Саморуковы» были первоначально поставлены в Москве. В премьере спектакля, состоявшемся 5 сентября 1890 года были заняты лучшие актеры труппы – А.И. Южин – Водоленский, М.Н. Ермолова – Елизавета, А.А. Яблочкина – Надменцева, Ф.П. Горев – Бирючев, Е.К.Лешковская – Мария [3, с. 98]. Рецензенты оценили и пьесу и спектакль довольно критично. «Пьеса действительно этюд, не дающий ни законченного события, ни определенных характеров. Содержание простое, построенное на модной в настоящее время канве – адюльтере… Русский автор в разработке подробностей претендовал на оригинальность и здесь именно его постигла неудача… Все моменты пьесы отмечают крайне элементарную фантазию. Большинство действующих лиц едва касается главного действия, а некоторые из них играют роль вестников ложно-романтической трагедии. Даже главные герои очерчены бледно. Они как будто лишены плоти и крови, превращены в безжизненные силуэты» [3, с. 98]. Эта критика была справедливой лишь отчасти, когда речь шла о блеклости характеров, да и то, отчасти. Автор не углублялся в истинное содержание произведения. Спектакль не имел большого успеха, хотя был отмечен его профессиональный уровень. Пьеса оказалась чуждой и зрителям и всем московским художественным кругам. «Только благодаря художественному исполнению эти тени оживают и по временам проходят перед зрителями настоящими людьми. Всем исполнителям предстояла большая и неблагодарная задача. Труднее всего эта задача была для г. Южина. Артист, видимо, с большим напряжением усваивал характер ничтожного, пошлого светского сердцееда, каким – то чудом успевшего очаровать даму, начитавшуюся по уверению автора, умных книжек [3, с.99]. Пьеса оказалось по–существу не понятой исполнителями и публикой. Большим контрастом к этому спектаклю была постановка Александринского театра. В спектакле играли В.П. Далматов – Водоленский, М.Г. Савина – Елизавета, Н.С. Васильева – Гюло, А.И. Абаринова – Надменцева, Н.Ф. Сазонов – Бирючев. [4, с. 180]. Подтверждая неуспех московского спектакля, критик высоко оценивает пьесу и исполнение. Говоря о спектакле 21 декабря 1890 года, когда труппа театра играла на сцене Михайловского театра, он утверждает: «Ко дню представления был привезен из Москвы павильон, работы декоратора Гельцера… не в укор труппе Малого театра приходится сознаться, что у нас пьеса прошла значительно лучше. И причину этого следует искать не только в артистах, сколько в том составе публики, который наполняет оп пятницам Михайловский театр. Публика увидела свои родные, будничные типы, совершенно ей понятные, лишенные редкости и яркости, но по обычным правилам хорошего тона двигавшиеся на пестром фоне японской столовой. Никому и в голову не приходило поднимать вопрос о безнравственности героини, которая бросает своего ребенка первому мужу, предпочитая связь с гвардейцем. Это совершенно то же, что сделала Анна Каренина, что делают сотни женщин из «порядочного» круга. «Редстокистка» Надменцева, совершенно непонятная в Москве, явилась в Петербурге в лице госпожи Абариновой, своего рода злобой дня. Каждая ее фраза воспринималась чрезвычайно живо зрителями. Общее напряжение быть может было подогрето злобой дня, занимавшей beau-monde. За несколько дней перед этим одна редстокистка, слишком усердно «исповедовавшая» свою веру, не позволила служить панихиду по умершему мужу, ибо тело его, по ее выражению «падаль», а дух его соединился с божеством и в молитвах не нуждается. Эпизод этот произвел значительный скандал «редстокистка» в «Сестрах Саморуковых» попала как раз в такт настроению» [4, с. 180]. В этом большом фрагменте из рецензии ярко показана важность контекста, специфика субъекта воспринимающего произведение искусства. Причины полного понимания и актуальности пьесы, успеха исполнителей в данном случае оказались важность и злободневность поднятых в ней вопросов для петербургской великосветской публики. То есть произведение искусство попала в благоприятную для себя социально-художественную среду. Особенных похвал рецензента удостоились Савина и Васильева. «Несмотря на то, что роль госпожи Савиной по объему не из значительных, все же в последнем акте у нее получилось несколько превосходных сцен. Успех имела и г-жа Васильева в роли авантюристки-баронессы» [4, с.180].До нашего времени также дошла фотография [4, с.181] упомянутого японского павильона работы известно театрального художника А.Ф. Гельцера. Сложная по композиции эта конструкция играла большую выразительную роль в спектакле. В основе оформления павильона растительный декоративный мотив – он проходит через стеклянно-металлическую конструкцию потолка, виден на обивке стен, витых тонких деталях изящной мебели, стилизованной в восточном стиле. Его образное содержание – жизнь героев лишена ясности, основательности, здоровой человеческой естественности, она иная – «японская». Таково очень удачное сценическое воплощение конфликта пьесы.

Первая самостоятельная написанная Всеволожским пьеса говорит о его относительных возможностях как драматурга. Основные характеры в значительной степени условны, не очень выразительны, во многом стандартизирована и речь героев. Очевидно, что основное внимание Всеволожского привлекает возможность привнести на сцену дыхание современной жизни и высказать свое мнение по важным идейным вопросам своей эпохи. Своеобразно представленная общественная лояльность Всеволожского, в действительности является здесь скрытой формой выражения его некоторой оппозиционности. Все это составляет сильную сторону пьесы, этим она и привлекает сейчас наше внимание.

Литература

1. Всеволожский И.А. Сестры Саморуковы. / И. А. Всеволожский. - СПб., [б / и], 1894. 138 л.

2. Всеволожский И.А. Марианна Ведель. / И. А. Всеволожский. - СПб., тип. Я. И. Либермана, 1898. 33 с.

3. Иванов И. Малый театр // Артист. 1890. № 98. С. 98-102.

4. Современное обозрение Петербурга / Аноним // Артист. 1891. № 179-181. С. 180.